Борис Олийнык в 1989 году был прав вместе с Дмитром Павлычко. Вахтанг Кипиани, "Киевские Ведомости". Аккурат одиннадцать лет назад, 28 октября 1989 г., Верховный Совет УССР 11-го (так сказать, еще "недемократического") созыва, и сам того не понимая, принял не просто закон "О языках в Украинской ССР".
Позитивное голосование еще не агрессивного, но все еще абсолютно послушного, большинства (тогда говорили – "блок коммунистов и беспартийных") стало по сути первым шагом к независимости. "Геть вiд Москви!" – несколько десятилетий горланили хлопцы-националисты под советскими посольствами в Канаде и Австралии, но их голоса в крае не были слышны. А тут высший орган Советской власти в Украине провозглашает украинский язык "державним". Государства Украина – еще нет, а государственный язык – уже есть.
Тот совет (предпарламент) был избран перестроечной весной 1985-го. В нем не было (не могло быть по определению!) ни одного националиста... Хотя, кто знает, о ком – Шевченко или Ленине – думали, какими – национальными или интернациональными – чувствами руководствовались докладчики по вопросу о языках: Борис Олийнык (председатель постоянной комиссии Верховного Совета по образованию и культуре) и Леонид Кравчук (по вопросам патриотического и интернационального воспитания и межнациональных отношений).
А началось все с созданной Президиумом Верховного Совета УССР рабочей группы по подготовке изменений в Конституцию (Основной закон) УССР и разработке закона о языках. Возглавить ее поручили директору Института философии АН Украины Владимиру Шинкаруку, а в замы ему определили редактора журнала "Комуніст України" и директора РАТАУ. Рядовыми членами группы значились Юрий Мушкетик, Иван Дзюба, Дмытро Павлычко, Петро Тронько и... председатель управления КГБ УССР по Киеву и области Шрамко.
Тут уместно было бы привести пару цифр о реальном состоянии дел украинским языком в республике. В одном лишь 1986 г. тринадцать тысяч учеников (в Киеве!) были освобождены от изучения украинского языка. Специально для страдающих амнезией, напомню: от пения и рисования пионеров и комсомольцев "освободить" было невозможно...
В 1987 г. в Донецке, Николаеве, Ворошиловграде (Луганске), Симферополе не было ни одной украинской школы (помнится, что Иван Драч язвительно называл такое положение "интернациональным нулем"). В других областных центрах было немногим "лучше": на 9 украинских школ в Днепропетровске, приходилось 125 русских, в Запорожье – 1 против 95. Только в моноэтничном (98 процентов украинцев) Тернополе наблюдалась обратная пропорция: украинских школ – 20, русских – 3. Итого, в среднем по Украине, – 28 процентов школ с украиноязычным режимом против 72 русскоязычных. Причем, если убрать малокомплектные украинские сельские школы, то картина была бы еще более удручающей.
Таким был финал деятельности многолетнего руководителя республики Владимира Щербицкого. Но кто бы мог подумать, что чуть ли не первые признаки "оттепели" зафиксированы в переписке председателя Президиума Верховного Совета Валентины Шевченко. Под давлением писательской общественности она подписала письмо в Министерство образования СССР с предложением разрешить самим союзным республикам определять языковую политику в системе образования. Ей (формально первому лицу государства-члена ООН) ответил некий клерк: "Госкомитет по народному образованию не считает необходимым изменять демократический принцип свободного выбора языка обучения". И уж точно в насмешку – в апреле 1990 г. Верховный Совет СССР принял общесоюзный закон о языках, который утвердил главенство русского языка.
Подобное старшебратское отношение к Украине и украинскому языку вызывало усиленное брожение в умах. Может быть поэтому республиканский закон о языках был принят практически единогласно – как бы "в пику" центру.
Выступая в прениях, поэт Дмытро Павлычко сказал: "положение украинского языка напоминает положение Аральского моря: если сейчас не принять радикальных мер, то через два-три поколения будет уже поздно". Его поддержал рабочий-шлифовальщик из Ивано-Франковска Синцов: "люди между собой говорят по-украински, а применения в заводском деловодстве, технической документации она не находит".
Интересно, что в первоначальном проекте закона был пункт, что "языком межнационального общения в Украинской ССР является украинский язык", но Президиум Верховного Совета выбросил его, уступив пожеланиям Москвы. Писатель Юрий Мушкетик, не согласившись с этим, убеждал, что если украинский не получит вышеуказанный статус, то "мы не добьемся никогда, чтобы целые регионы обменивались между собой документами или общались ею...". И одиннадцать лет спустя проблема остается актуальной.
Еще при принятии закона многие отмечали, что закон оставляет много лазеек для нежелающих изучать украинский. С 1 января 1990 г. вступили в силу только пятнадцать статей из тридцати шести. Закон не предусматривал никаких санкций за его невыполнение. От 3 до 5 лет (т.е. – 1992–1994 гг.) отводилось на "овладение языком должностных лиц государственных, партийных и общественных органов, учреждений и организаций". За это время должны были заменены надписей на бланках и печатях, "украинизированы" собрания и иные публичные мероприятия, а также судопроизводство. После принятия на работу должностное лицо обязывалось "овладеть языком в объеме, необходимом для выполнения служебных обязанностей". Несложно заметить, что многие чиновники просаботировали требование закона.
Реализация шести статей растягивалась на 5-10 лет. К 1999 г. украинский должен был стать языком научно-технической и проектной документации, дошкольного, среднего и профессионально-технического образования. С начала текущего года закон о языках действует (на бумаге, конечно) в полном объеме. А воз, то есть "язык", и ныне там...